«Сломанная космея»
Автор: Sato Yukiko
Бета: некому
Фэндом: Inuyasha
Персонажи: Рин, Сесщемару, Джакен, авторские персонажи
Рейтинг: pg-13 на всякий случай
Жанры: Гет, фэнтази
Размер: макси
Статус: в процессе
Глава 2. «Проклятье Дзидзо-сама».
Время не обманешь: оно несется стремительно и не делает остановок ни для кого, сколько ни проси. Полтора месяца пролетели с того момента, как Гин появился в доме мико. Лишь по растущему не по дням, а по часам щенку жрица теперь и мерила мгновения. Полуторамесячный щенок уже перегнал в размере свою инфантильную мамашу Рису и с каждым днем только прибавлял в росте и весе. Рин терялась в догадках, глядя на крупные лапы и массивную грудь любимца: откуда же в помете коренастой рыжей дворняги взялся такой серебристо-белый великан? О матери на память у подрастающего пса осталась только рыжая отметина на лбу, и чем быстрее он рос, тем светлее посередине становилось это пятнышко. Но, несмотря ни на что, Гин был на редкость смышленым. На улице все еще царила зима, и по ночам мороз не щадил никого: ни людей, ни животных. Жалея щенка, мико все еще держала его в хижине, даже, несмотря на то, что подросшему псу крошечная лачуга жрицы с кучей мудреных вещиц, расставленных то тут, то там, была откровенно тесна. Но при всем своем природном озорстве и непоседливости щенок ни разу ничего не перевернул и не разбил. Более того, умный Гин даже помогал своей хозяйке: охранял дом от разбойников в ее отсутствие, не хуже кошки гонял мышей с крысами и даже наловчился таскать по просьбе мико нужные ей вещи. А однажды нашел под снегом замерзавшего путника, чем окончательно покорил сердца крестьян. Чаще прежнего стали они приносить жрице молоко, яйца и рыбу, зная, как сложно ей одной прокормить такого здоровяка. Хотя пес особенно в этом и не нуждался, прекрасно кормясь охотой на зайчат и полевок в подлесках. Рин не могла нарадоваться на своего четвероногого помощника.
читать дальшеДни шли своим чередом, и как-то совсем незаметно стаял снег, побежали вешние ручьи. В воздухе носилось едва ощутимое обещание тепла и радости. А на деревьях набухали и лопались смолистые почки, из-под которых тянулась навстречу теплым солнечным лучам нежная зелень листвы.
Весна - пора обновлений. И, несмотря на то, что забот у мико явно прибавилось, душа Рин пела. Часто девушка ловила себя на желании вдохнуть полной грудью тяжелый, пахнущих сырой землей и соками пробудившихся растений воздух, раскинуть руки и обнять весь этот прекрасный мир, который когда-то подарил ей радость жить. Вытянувшийся за зиму Гин чуял настроение хозяйки и вместе с нею радовался весне. Озорной пес носился взад-вперед по узким улицам с высунутым языком, распугивая домашнюю птицу и молодых крестьянских девушек. Рин часто журила пса за проказы, но долго сердиться на непоседу не могла, вопреки гневным проповедям мнительных крестьян:
- Не пес, а тануки какой-то зловредный!
- Кур моих разогнал давеча так, что к вечеру только несушек всех сыскали!
- А как мою Чизу у колодца с ног сбил, что та - ротозейка - ведро расколола!
- Вот попомните мое слово, Рин-сама, он нам всем еще покажет!
Мико извинялась, твердила, что подобное больше не повториться, прилюдно ругала пса, а потом... снова и снова извинялась за новые проказы своего питомца. Гин, понуро повесив голову, выслушивал заслуженную брань в свой адрес, кристально-честным взглядом смотрел в глаза хозяйке и... тут же делал все тоже самое. Но даже так жрица ни разу не подняла руку на своего любимца. Только молча, поджав губы, шла исправлять причиненный им урон. Хотя, говоря по правде, ничего серьезного и непоправимого он никогда не вытворял. Просто резвился в меру своего возраста.
- Гин! Гин, где-ты? Иди скорее!
Отвлекшись на звонкий голос мико, серебристый пес дернул ухом и проворонил раскачивавшуюся на тонком стебельке травы стрекозу. Челюсти пса клацнули в пустую: сине-зеленая кокетка, блеснув переливчатым глазом, унеслась в лазоревую высь, оставив его с носом. Шумно вздохнув, Гин досадливо махнул густым опахалом хвоста и нырнул в заросли разыскивать мико и сопровождавшую ее свиту. Высокая узкая трава хлестала по бокам, щекотала лапы и лезла в глаза, но чуткий собачий нос уловил тонкую нить запаха хозяйки. До острого собачьего слуха уже доносились приглушенные человеческие голоса:
- Рин-сама, а как называется этот цветочек?
- Это медуница.
- А от чего она помогает?
- Листья ее помогают при кашле и болях в животе.
- А это что такое?
- Это подорожник. Когда опять обдерешь коленку, обязательно приложи его листик к ранке.
- Рин-сама, а откуда Вы все знаете?
- Я много училась у одной мудрой старой женщины.
- А как ее звали?
- Каэдэ-баба. Она была мико в той деревне, откуда я пришла.
Выскочив на залитую светом просеку, Гин отряхнулся от капель росы и сощурился на яркое солнце. На сероватой радужке его глаза отразилась пронзительно-синяя канва небес, сочная зелень деревьев и яркая красно-белая фигура жрицы. Рин, придерживая одной рукой на голове соломенную шляпу, взваливала на спину корзину, доверху наполненную травами. Деревенская малышня, до этого осаждавшая мико вопросами, завидев белого пса, метнулась к нему наперегонки. Вытерпев теребление воротника, поглаживания в пять пар ладошек и пару попыток вскарабкаться ему на спину, Гин двинулся навстречу к хозяйке, волоча повисшего на его шее хохочущего мальца. Снежно-белая с рыжим пятном отметины голова сунулась под пахнущую травяными соками ладонь жрицы.
- Умница, Гин, - ласково потрепав пса по голове, сказала мико и разогнулась, поправляя натиравшие плечи широкие лямки, - Собери детей. Мы уходим.
Пес понятливо моргнул, окинул зорким взглядом детвору, принюхался и шмыгнул в соседние кусты, откуда за шкирку приволок заспанного Ясуо - самого младшего из всех детей, которого под развесистой сиренью сморило жаркое солнце. Гин поставил на ноги широко зевавшего малыша и мокрым носом подтолкнул его в спину к мико. Жрица улыбнулась, погладила по голове мальчугана, мимоходом коснулась теплой ладонью широкого лба пса и громко скомандовала:
- Так, дети, старшие берут за руку младших, и идем в деревню.
- Хай, Рин-сама! - хором отозвалась ребятня и построилась за спиной мико. Замыкал шествие по привычке Гин, следя, чтобы никто из любопытной малышни не отбился по дороге.
Середина лета в этом году выпала изнуряюще жаркая. Крестьяне в полях с утра до ночи спасали урожай. Приглядывать за детьми часто оказывалось некому, поэтому местные были рады оставить на жрицу самых маленьких своих чад, которые не могли помогать им с наделами. Мико же часто брала детей в прогулки по окрестностям. Собирая коренья и лекарственные травы, она попутно развлекала детей сказками, рассказами о том или ином цветке или песнями. Сопровождавший их белоснежный пес отвечал за безопасность их небольшого отряда. Вот и сегодня мико во главе со своим крошечным войском бодро шагала по тропе назад в деревню. Дети, крепко держа друг дружку за руки, шумно переговаривались, смеялись и засыпали ее вопросами. Тот самый подросший за лето Шота догнал жрицу, зашагал рядом и, шикнув на остальных, спросил:
- Рин-сама, спойте нам песенку?
- Да-да! Песенку!
- Спойте, Рин-сама!
- Папа говорит, что у Рин-сама голос как у колокольчика. Онегай, Рин-сама, спойте!
- Ну, хорошо, - согласилась смущенная похвалой девушка и задумалась, - Чтобы такого Вам спеть?
- А спойте, что Вам нравилось, когда Вы были маленькой, - подал идею шагавший рядом Шота.
- Маленькой... - тихо проговорила девушка и замедлила шаг. Мелодии ее детства разом слепились комом в горле. Все они горчили воспоминаниями о тех днях, когда она осталась сиротой. Все, кроме одной, которую тихо затянула мико, устремив в небеса мечтательный взгляд:
- Может быть в горах, может быть в лесах,
Может быть в ветрах, может быть в мечтах...
Чистый голос, выводивший мотив незатейливой песенки, неожиданно пресекся. Зазевашийся Шота ткнулся носом в корзину за спиной внезапно остановившейся мико и, зардевшись точно маков цвет, отскочил в сторону. Маленький отряд остановился вместе с жрицей напротив раполовиненной статуи Дзидзо-сама - покровителя путников и детей. Налетевший порыв ветра прочесал высокие заросли травы и зашевелил на обломках полусгоревший обрывок бумаги.
- Рин-сама? Что-то случилось? - спросил Шота, выглядывая из-за спины мико.
- Кто-нибудь слышал, что случилось со статуей Дзидзо-сама? - севшим голосом произнесла она.
- Ум-м-м... Ото-сама сегодня рассказывал они-тян, как плотник телегой зацепил на околице статую, а ночью в нее ударила молния, и теперь деревню опять покарает Дзидзо-сама, - проговорилась Мисао, подслушавшая по утру разговор взрослых, - Рин-сама, а нас, правда, проклянут?
- Конечно, нет! - обернувшись к детям, сказала мико, - Дзидзо-сама - доброе божество, которое защищает детей. Разве может он кого-нибудь проклясть? И потом, я всегда смогу вас защитить, так что не о чем волноваться. Давайте, я лучше вам сказку расскажу про то, как добрый Дзидзо-сама однажды отблагодарил старика за подаренную ему на новый год соломенную шляпу. Нэ? Давным-давно в маленькой деревне жил бедный старик со своей женой. Старик плел каса, а его старуха хлопотала по хозяйству...
Маленькая процессия во главе с мико снова тронулась в путь. Жрица бодро шагала впереди и пересказывала старое предание. Дети, слушавшие сказку с разинутыми ртами, уже и думать забыли про расколотую статую. И только неотступно следовавший за мико пес, слышал необычную дрожь, изредка проскальзывавшую в голосе его хозяйки...
Спустя неделю после происшествия со статуей в деревне стали твориться малообъяснимые вещи. Сначала посреди засушливой погоды внезапно нагнало тумана. Непроглядная поволока сырости зловеще затянула до самого полудня все наделы и дворы. Когда же она рассеялась, и крестьяне вышли в поля, ничто не предвещало беды. Первые ее тревожные аккорды послышались на следующий день, когда обнаружилось, что пестуемый тяжким крестьянским трудом урожай начал пропадать: поздние всходы скукожились, успевшие набрать силу ростки подгнили на корню, а взрослые растения поразили неведомая прежде порча. Рыжие пятна похожие на ржавчину на глазах поглощали прежде сочную зелень. Крестьяне и днем и ночью теперь не знали покоя, спасая свои наделы. Ведь от этого урожая зависело, смогут ли они заплатить налоги и прожить всю зиму. В спешке люди вспахивали землю и пересаживали уцелевшие растенья из зараженной почвы. В перелеске крестьяне, не зная усталости, рубили сухостой, собирали хворост и несли в деревню, где на осиротевших наделах жгли костры и разбрасывали остывающую золу в попытке хоть как-то бороться с неведомой порчей. Белое косоде и красные хакама местной мико все чаще видели в полях. Не жалея рук, Рин трудилась бок-о-бок с крестьянами, помогая спасти урожай. Ее-то крошечный надел будто в насмешку зеленел нетронутой рассадой. Ровные гряды с кудрявой ботвой дайкона и лапчатыми всходами батата притягивали завистливые взгляды обозленных людей. В душе мико не обижалась, прекрасно понимая их чувства при одном только взгляде на ржавую леску, вытягивавшуюся из воды на месте еще совсем недавно упругих и сочных рисовых всходов.
Деревню облагали высокими налогами, дабы засчет них покрыть военные издержки. Даймё мало интересовало, что крестьянин кладет себе в рот и чем кормит свою семью. Каждый раз, когда Рин думала об этом, она поджимала губы и с удвоенным рвением налегала на работу. И каждый раз мико думала о том, какой простой и радостной была ее жизнь, когда она путешествовала в свите Сесщемару-сама. Тогда все зависело от нее самой. Суровые уроки Сесщемару-сама: "Рин, если хочешь есть, ты должна добыть еду сама" - сделали ее независимой и самодостаточной, научили выживать даже в самом диком месте. Но свободный как ветер и не признающий привязи (даром, что ли родная мать не могла удержать при себе сына) демон-пес не догадывался, что более жестокого места, чем человеческая община, вряд ли возможно сыскать на земле. Даже ущелья, полные демонов больше не казались ей такими уж гиблыми.
Рин не удержалась от вздоха, отбросив в сторону очередную сгнившую на корню тыквенную плеть, и поднялась на ноги.
"Столько всего пропало. Как же теперь людям зимовать?" - поймала себя на безрадостной мысли мико, с тоской взиравшая на высившуюся посреди опустевшего надела кучу пропавших растений. Более или менее здоровые ростки отсюда уже пересадили, осталось только разбросать золу по опустевшим развороченным грядками. Занеся было над головой мотыгу, мико резко обернулась, когда до ее слуха донесся исступленный вопль:
- Беда-беда! - по дороге мимо надела, где трудилась Рин, размахивая руками, несся Хонго - местный крестьянин.
Уронив на землю мотыгу, жрица бросилась к запыхавшемуся парню:
- Хонго-кун? Что случилось?
- Беда, Рин-сама! Рыба в пруду нашем повсплывала вся к верху брюхом, - приостановившись, сказал парень. От этой новости, жрица побледнела точно покойница.
- Да как такое случилось? - непослушными губами прошелестела она.
- Проклятье, Рин-сама! Это все проклятье: сначала поля погубило, а теперь и рыбу всю извело.
- Да что ты такое говоришь?!
- То и говорю: проклятье Дзидзо-сама! - зло сплюнув себе под ноги, процедил Хонго и, обернувшись к мико, добавил:
- Не верите - сами сходите и посмотрите. Мико-сама про проклятья больше нашего знает.
От взгляда, которым наградил ее парень, жрицу будто ледяной водой посреди зноя окатили. В темных крестьянских глазах плескалось столько отчаяния и злобы, что Рин, даже не будучи ясновидицей, совершенно отчетливо поняла: ничем хорошим все это не кончится.
Дорожная пыль на пустынной дороге клубилась вокруг варадзи бегущей жрицы и мохнатых лап ее четвероногого друга. Как и думала девушка, весь люд ушел из деревни к пруду. Она же в первую очередь бросилась искать Гина. Длинные черные волосы, перехваченные простой лентой в низкий хвост, хлестали по взмокшим от работы лопатками мико. Левый рукав едва заметно оттягивал к низу спрятанный в нем кинжал. Длинные пряди мокрой от пота челки прилипли к вискам и лбу, но жрица даже и не думала сбавлять ходу. Бежавший рядом серебряный пес вывалил из полураскрытой пасти язык и щурил глаза на ослепительный кругляш солнца в небесах. Впереди неожиданно сверкнула россыпью бликов гладь пруда, и от воды потянуло свежестью и прохладой. Уже на подступах мико заметила группу людей, топтавшуюся почти у самой кромки воды, и поубавила пыл. С каждым шагом все отчетливее слышались приглушенные стоны и проклятья.
- Гин, за мной, - скомандовала мико и стала торопливо спускаться с насыпи к людям. Почуявший дух разложения пес то и дело нервно дергал головой и тихо поскуливал, неотступно семеня за хозяйкой.
- Мико-сама! - окликнули жрицу откуда-то из толпы. Крестьяне расступались перед девушкой в перепачканных землей и пылью храмовых одеждах. А она, не отрывая взгляда от водной глади, молча, прошествовала сквозь этот живой "коридор" и остановилась у воды. На лица людей Рин старалась не смотреть, прекрасно понимая, какое выражение царит на них сейчас. Наверное, точно такое же, как и у нее самой при виде жуткой картины, которую представлял из себя пруд. Поверхность его казалась серебряной, но не из-за преломлявшихся солнечных лучей. Просто всю ее заполняли всплывшие, отливавшие сталью в солнечном свете тушки мертвой рыбы. Молчание, зависшее над головами людей, насквозь пропиталось гневом и отчаянием.
"Этой рыбой можно было прокормиться всей деревней до самой оттепели", - отстраненно подумала Рин и наклонилась над водой. Натруженные, крестьянские от рождения руки мико зачерпнули воду и поднесли ее к лицу. Жрица вдохнула затхлую вонь, идущую от влаги в своих ладонях и выплеснула воду назад в пруд.
- Отравлена, - бесцветным голосом обронила она, чувствуя, как в ожидании ответа десятки вопросительных взглядов сверлят ее фигуру с поникшими плечами.
- Видите? Что я говорил! Это проклятье, даже мико сказала...
- Хватит! - оборвала на полуслове кого-то из толпы Рин и обернулась лицом к людям. Губы ее сложились в упрямый росчерк воли на запылившемся лице, влажные ладони сжались в кулаки, а глаза, несмотря на стояшие в них слезы, смотрели прямо.
- Ничего такого я не говорила. А из того, что скажу, не будет и слова о проклятьях, - Рин на миг замолчала и оглядела ошарашенную ее напором толпу, - Я понимаю ваши чувства, но, даже не зная, что случилось, мы не должны сдаваться. Чтобы это ни было, нам всем нужно усердно работать и не уступать беде. Так и только так, мы поможем себе!
Где-то совсем рядом отлил серебром белоснежный мех, и что-то сверкнуло: будто солнечный луч соскользнул с лака доспеха самурая. Сердце Рин внезапно сжалось. Кровь в висках срывающимся вскачь пульсом выстучала имя:
"Сесщемару-сама?"
Крупная мохнатая голова с темным клочком шерсти на лбу сунулась под ладонь мико. Повиливая хвостом, Гин ободряюще заглядывал в глаза девушки, всем своим видом выказывая одобрение и поддержку ее словам. Демона-пса не было и не могло быть сейчас рядом с ней, но Рин все также жила его принципами, его мыслями и поступками.
"Все правильно. Вы тоже не сдавались тогда. Идя наперекор решению своего батюшки, пытались завладеть Тессайгой, становились сильнее и шли дальше. Бакусайга - великий меч великого демона - знает привкус вашего пота и крови".
- Сейчас не то время, чтобы болтать о проклятьях. Если мы найдем силы и будем сообща противостоять беде - никто нас не одолеет. Ни люди, ни боги, - уже более спокойно проговорила девушка, вселяя уверенность в разбитые несчастьем сердца людей.
Без лишних слов Рин села на землю и принялась развязывать варадзи, намериваясь идти вброд вылавливать дохлую рыбу. Та может быть уже ни на что и не годна, зато воду можно было хоть как-то очистить. Это понимали и последовавшие примеру мико крестьяне. Кто-то побежал в деревню за сетями и корзинами, кто-то уже вошел в воду и швырял на берег скользкие мертвые тушки.
"Наверное, Вы бы гордились мною сейчас... нэ, Сесщемару-сама?"
Гораздо позже, когда полный тяжкого труда день остался позади, изможденная мико полулежала у горящего очага рядом со своим белошерстым другом. Тяжелые от влаги волосы в беспорядке разметались по белому льну обычного дзюбана, надетого поверх еще не остывшего после мытья тела. Шершавые ладони со стянутой после работы с водой кожей медленно прочесывали подсыхающую шерсть пса. Руки мико, ее волосы, а также кожа и шерсть ее друга пропахли отваром из мяты, лимонника и шалфея, которым девушка отбивала стойкий запах рыбы и разложения. Даже сейчас, изведя целую охапку трав на водяную баню, Рин все еще мерещился тошнотворный аромат протухшей на солнце рыбы. До глубокой ночи она трудилась наравне с мужчинами, очищая пруд и закапывая зловещий улов в землю поодаль от водоема. Гин тоже не остался в стороне. Большого выносливого пса подпрягли таскать носилки с гниющим грузом до места захоронения. Усталость мертвой ношей опустилась на плечи обоим. Последние силы мико ушли на то, чтобы доплестись до своей хижины, натаскать воды для бани и развести огонь. Теперь же, глядя на пламя в очаге и привалившись худым плечом к мощному животному рядом, Рин все бы отдала, лишь бы забыться мертвым сном до утра. Но сквозь щели в решетчатом забрале окна в хижину бесстыдно заглядывала растущая луна.
- Знаешь, я ведь совсем не рассказывала тебе о нем. Это нечестно, - неотрывно глядя в огонь, неожиданно проговорила мико.
Гин вытянул и скрестил перед собой передние лапы, уложив на них массивную голову. В серо-голубых глазах умного животного отразился обведенный мерцающим светом профиль жрицы. Жар, идущий от очага, шевелил подсохшие прядки густой щелки мико, пощипывал до нежного полупрозрачного румянца ее округлые щеки, ронял на белый лен исподнего кимоно охристые тени. Острый собачий взгляд даже в обманчивом полумраке приметил странный блеск, притаившийся под завесой ресниц в бархатной глубине ее глаз. Пес шумно вздохнул, приготовившись слушать исповедь своей хозяйки. А Рин... Внутри у нее будто прорвало ветхую плотину, которой она огородила свое сердце. Чувства, подобные выдержанному сакэ - такие же проверенные временем и опьяняющие - хлынули наружу сбивчивыми фразами:
- Впервые я встретила его, когда жизнь мне казалась бесполезной и грустной. Мне было всего семь лет, но уже тогда я разучилась плакать и смотрела на мир сухими обозленными глазами побитой собаки. За год, что я протянула в деревне после смерти родителей, я совершенно одичала.
Рин горько усмехнулась, вспоминая те дни, когда все ее существование укладывалось в простую последовательность: воровать еду, прятаться, чтобы не поймали, спать, будучи готовой в любую минуту вскочить и удирать со все ног от разъяренных крестьян в лес.
- Но однажды, когда я пряталась в лесу, все переменилось… Когда я в первый раз взглянула на Сесщемару-сама, меня словно молния поразила. Тогда я подумала, что никогда за всю свою жизнь не видела никого и ничего прекраснее, чем он - беловолосый самурай, отдыхавший под древним вязом. Такой красивый, такой печальный... Я так хотела! Так хотела, что-нибудь сделать для него. Но каждый раз он гнал меня прочь. И каждый раз ноги несли меня обратно... Сколько счастья, Гин! Столько счастья я за всю свою жизнь не испытывала, когда он просто спросил, откуда взялись синяки на моем теле. Я была готова снова сунуться под кулаки крестьян, стаскать всю рыбу из их заводи, ободрать все поля - все, ради того, чтобы хотя бы еще разочек услышать тень беспокойства, проскользнувшую в голосе Сесщемару-сама. Тогда я уже знала, что он не был человеком. Но мне было абсолютно все равно. Каждый раз как на крыльях я летела в лес, чтобы снова повидать его. Но однажды в деревню пришли волки. И тогда я умерла в первый раз...
Смола на полене в очаге неожиданно затрещала, перебив жрицу на полуслове. Гин почувствовал, как девушка вздрогнула всем телом, обеспокоенно вскинул лохматую голову и встретился с хозяйкой глазами. Несовместимое слилось воедино в ее взгляде: тоска и безграничная нежность.
- А знаешь, ты очень похож на Сесщемару-сама, - приглядевшись к псу, обронила Рин и положила пахнущую лимонником ладонь на его широкий лоб, - Как же я раньше не замечала? Даже пятнышко на лбу теперь больше полумесяц напоминает...
Сухая подушечка пальца обвела медного цвета отметину на голове собаки. И такой горечью внезапно пахнуло от мико, что Гин протяжно заскулил и лизнул шершавым языком узкую ладонь хозяйки. Так горчил совсем не шалфей, чей травяной дух, казалось, насквозь пропитал все вокруг. Так пахла тоска мико по дорогому ее сердцу существу.
Улыбнувшись сквозь слезы, Рин обхватила пса за сильную шею и спрятала лицо в серебряной шерсти его воротника.
- Мне негрустно, Гин! Совсем нет. Я счастлива, что когда-то повстречала Сесщемару-сама. Просто я так соскучилась по нему. Просто... мне так его не хватает.
Позже она еще долго рассказывала псу о том, как была возрождена демоном, как путешествовала в его свите, как умерла во второй раз и вновь возродилась у него на руках. Как впервые после смерти родителей ревела навзрыд, когда всем показалось, что Сесщемару-сама погиб в бою с Магацухи, как обрела новых друзей и стала жить в человеческой общине, учась заново доверять людям. Едва слышно, зарывшись носом в пахучую шерсть, Рин шептала о том, как считала дни до свидания с демоном, как берегла подаренные им кимоно, как мечтала вновь путешествовать вместе с ним, Джакеном и А-уном. И как все ее мечты в один прекрасный день разбились об реальность: ведь на самом деле она была всего лишь смертной девчонкой, недостойной сопровождать великого демона. Когда-нибудь Рин все равно состариться и умрет. А ведь это так жестоко и эгоистично - заставлять вечно-юного демона, заменившего ей отца, брата и весь мир, страдать, глядя на то, как день за днем она приближается к смерти. И если говорить совсем на чистоту, кроме нее у Сесщемару-сама не было слабых мест...
Темное небо на востоке уже разукрашивал прозрачной акварелью рассвет, когда мико забылась недолгим сном, чтобы уже через час по первому зову бежать с узелком, полным знахарских снадобий, за плечами к дому старосты деревни.
То, что пробил его час, деревенский сёя Кисараги Денсуки-сан осознал на рассвете. Острая боль в груди, донимавшая старика вот уже полгода, на заре настигла его, окрасив пробуждение кроваво-огненными всполохами перед глазами. Верно, его жуткие стоны напополам с хрипами подняли на ноги весь дом. Вот и сейчас все еще не утихли тревожные скрипы половиц под ногами домочадцев, тихий шепот и сдавленные всхлипы, которым и тонкая рисовая бумага седзи была не помеха.
Боль ненадолго выпустила из цепких когтей сознание Денсуке-сана: ровно настолько, чтобы приказать позвать к себе мико и не отдать богам душу до ее прихода. Мгновения между приступами растянулись подобно капле смолы, стекавшей по сливовой ветке в саду. Самое время умирающему обратить свой взор вглубь себя.
Никогда бы ушлый малый Кисараги Денсуке не подумал, что шинигами слетятся к нему такому - немощному, высохшему старикашке, лет которому столько же, сколько самому большому клену в лесу за деревней. Сколько пар варадзи на своем веку истоптал он вслед за войском Оякато-сама, сколько копий сломал во славу чести даймё, сколько раз посеченный с жизнью прощался - того не считано за его долгую жизнь. И чего ради ты так задержался среди живых, сёя Кисараги? Уж, не по той причине, из-за которой сердце твое прихватило, едва ты заслышал о проклятии Дзидзо-сама?
"Где же ты, мико-сама? Успеешь ли..." - с налетом печали и тревоги подумал старик, немигающим взором уставившись на сёдзи. Будто в ответ на его мысли снаружи раздался дробный стук пяток, обтянутых белым хлопком таби, и поскрипывание деревянных половиц. На полупрозрачном экране сдвижных перегородок проступил женский силуэт в просторных одеждах и тут же до слуха старосты донеслось:
- Сицурэй симас, сёя-сама. Это мико Рин. Дозвольте войти?
"Все-таки успела...", - облегченно выдохнул Денсуке-сан и проскрежетал в ответ:
- Дозо.
Тихо сдвинулись в сторону сёдзи, и в ярком прямоугольнике дневного света прищуренный взгляд умирающего различил строгий силуэт жрицы. Неизменное белое косодэ с алой шнуровкой на рукавах и пунцовые хакама. Черные волосы свободно плещутся за спиной, а из-под густой длинной челки с тревогой глядят в упор темные глаза.
Рин-сама...
Глядя на нее древний Денсуке-сан испытывал мучительное желание быть снова молодым и полным жизни. Была в этой девушке какая-то особенная стать. Сколько старый сёя повидал на своем веку женщин - простолюдинок и княжен, монахинь и гулящих, молодых и старых, красивых и не очень - но ни одной подобной ей он не встречал. Не было у них, даже у самых белокожих и чернооких, и малой толики той влекущей красы, что жила в теле Рин-сама, руки и лицо которой загорели до черноты под обжигающим солнцем. Пусть ладони ее были сплошь в мозолях от работы, но их прикосновение всегда было легковеснее шелка. Среди своих сверстниц молоденьких крестьянок она выделялась как тоненькая космея среди подсолнухов.В ней не было ничего лишнего: порывистая как ветер, вольная как горный ручей, с душой, распахнутой навстречу всему миру - эту девушку насквозь пронизывала гармония. Ею хотелось любоваться. Если и жило среди людей воплощение ваби на земле, то им была Рин-сама.
Мико шагнула на татами и с первого взгляда все поняла. Беззвучно опустилась на колени, сложив свой узелок перед собой, и, потупив взгляд, тихо спросила:
- Сея-сама, что я могу для Вас сделать?
Значит, и правда, конец. Верно, увидела своими необыкновенными глазами печать смерти на его челе. Этот ее талант Денсуке-сан давно приметил: коль мико, молча, берется за лекарство - будет жить захворавший, коль отложила узел с порошками и снадобьями - пиши пропало. Будто видела она шинигами - посланцев смерти - за работой. Иль меркнущий свет жизни в глазах умирающего был ей знаком? Эту тайну ему уже не по силам разгадать.
- Разве что помолитесь обо мне, Рин-сама, - прохрипел, закашлявшись старик. В груди невыносимо потяжелело, будто конь Оякато-сама лягнул. Прокашлявшись Денсуке-сан, облизнул потрескавшиеся губы и, уставившись в потолок, долго думал о чем-то.
- В несчастную годину решил я прибраться, - прозвучал скрипучий голос от постели умирающего старца, - Не на кого мне дела деревенские оставить.
Тоскливый взгляд сёя скользнул по чернильнице и стопке бумаг с печатями, которые до последнего часа держал под рукой.
- Не беспокойтесь об этом, сёя-сама. Все, что от Вас зависело, Вы уже сделали. Оставьте мирское живущим, - прошелестела со своего места мико, сложив в молитвенном жесте ладони.
- Все, да не все, - поджав стянутые морщинами в гармошку губы, горько усмехнулся Денсуки-сан.
- Тогда доверьте это мне. Так ваша душа сможет упокоиться с миром.
- Ох... Знали б Вы, под какой груз плечи свои подставляете, мико-сама? - вздохнул старик и вновь закашлялся. В груди как будто что-то надорвалось, железистый привкус крови наполнил рот старосты, и сёя понял, что выбор у него невелик.
- Слушайте, Рин-сама, и вникайте, с чем придется Вам и людям в деревне схлестнуться...
Помолчав минуту, за которую Денсуке, пожевав морщинистыми губами, таки смог проглотить сгусток крови, мешавший говорить. Костлявыми пальцами растирая ноющую грудину, он молил смерть лишь об одном - не обрывать его на полуслове, пока не поведает жрице все, что было ему известно.
- Я в этом месте появился вместе с людьми, что деревню тут задумали ставить. Ростом и умом тогда был не велик. Помню только, как мико, что пришла в поселение из-за гор, вещала: "Опомнитесь, люди, и уходите. Не сладите Вы с этим местом, и оно вас не примет - все как один сгинете", - твердила она. А потом и вовсе исчезла - толи ушла, толи в топь на болоте угодила, но пропала без вести. Ни следов, ни костей ее и по сей день не нашли. А искали долго, потому что права она оказалась. Земля под ногами не желала людей носить: голодом морила, несчастьями, разжигала злобу в сердцах. В самую худую годину пришла в деревню сильная жрица. Обошла кругом околицу и велела уходить, как и сгинувшая мико. Но люди, испугавшиеся гнева дайме, упрашивали ее очистить эти места. Согласилась она. На три дня и три ночи наказала из домов не выходить и запретила показывать нос на окраину. Сам я хоть и стар телом, но память мне верна, что первая жена-покойница. Каждый день свой помню. Как рос в деревне, как ходил на войну с Оякато-сама, как женился, детей поднимал - все наперечет, как рисины в казенном амбаре. Но те три дня канули в воду. Что сталось в ту пору, куда подевалась жрица - не ведаю. Только на четвертый день на околице точно из-под земли выросла статуя Дзидзо-сама. И с той поры наладилась жизнь в деревне. Ту самую статую и расколола молния... Смекаете, к чему я это все веду, Рин-сама?
- Понимаю. Но я не верю, что все это - божественное проклятье, - тихо отозвалась мико, нахмурив брови.
- Конечно, нет. ЭТО ни людям, ни богам не подвластно. И что делать с ЭТИМ - неведомо. Потому и молчал я до самого смертного часу...
- Оригато годзаймасу за доверие, - глубоко поклонившись, ответила жрица, - Я приложу все силы, чтобы вернуть покой в деревню.
- Смотри не надорвись, девочка. Хочется мне с того света еще поглядеть, кому такая красота достанется... - тихо просипел Денсуке-сан и, протяжно захрипев, закатил глаза.
По подбородку скорбно поджавшей губы мико на белый лен косодэ скатилась слеза. Ладонь ее как ни искала, так и не нащупала бьющуюся жилку на запястье старика.
- Сёя-сама, покойтесь с миром. Я оправдаю Ваше доверие.
Подхватив свой узелок, мико вышла и осторожно затворила за своей спиной сёдзи.
- Кисараги-сама умер, - отведя взгляд в сторону, ответила она на застывший в глазах родни сёи вопрос.
Фанфикшен
«Сломанная космея»
Автор: Sato Yukiko
Бета: некому
Фэндом: Inuyasha
Персонажи: Рин, Сесщемару, Джакен, авторские персонажи
Рейтинг: pg-13 на всякий случай
Жанры: Гет, фэнтази
Размер: макси
Статус: в процессе
Глава 2. «Проклятье Дзидзо-сама».
Время не обманешь: оно несется стремительно и не делает остановок ни для кого, сколько ни проси. Полтора месяца пролетели с того момента, как Гин появился в доме мико. Лишь по растущему не по дням, а по часам щенку жрица теперь и мерила мгновения. Полуторамесячный щенок уже перегнал в размере свою инфантильную мамашу Рису и с каждым днем только прибавлял в росте и весе. Рин терялась в догадках, глядя на крупные лапы и массивную грудь любимца: откуда же в помете коренастой рыжей дворняги взялся такой серебристо-белый великан? О матери на память у подрастающего пса осталась только рыжая отметина на лбу, и чем быстрее он рос, тем светлее посередине становилось это пятнышко. Но, несмотря ни на что, Гин был на редкость смышленым. На улице все еще царила зима, и по ночам мороз не щадил никого: ни людей, ни животных. Жалея щенка, мико все еще держала его в хижине, даже, несмотря на то, что подросшему псу крошечная лачуга жрицы с кучей мудреных вещиц, расставленных то тут, то там, была откровенно тесна. Но при всем своем природном озорстве и непоседливости щенок ни разу ничего не перевернул и не разбил. Более того, умный Гин даже помогал своей хозяйке: охранял дом от разбойников в ее отсутствие, не хуже кошки гонял мышей с крысами и даже наловчился таскать по просьбе мико нужные ей вещи. А однажды нашел под снегом замерзавшего путника, чем окончательно покорил сердца крестьян. Чаще прежнего стали они приносить жрице молоко, яйца и рыбу, зная, как сложно ей одной прокормить такого здоровяка. Хотя пес особенно в этом и не нуждался, прекрасно кормясь охотой на зайчат и полевок в подлесках. Рин не могла нарадоваться на своего четвероногого помощника.
читать дальше
Автор: Sato Yukiko
Бета: некому
Фэндом: Inuyasha
Персонажи: Рин, Сесщемару, Джакен, авторские персонажи
Рейтинг: pg-13 на всякий случай
Жанры: Гет, фэнтази
Размер: макси
Статус: в процессе
Глава 2. «Проклятье Дзидзо-сама».
Время не обманешь: оно несется стремительно и не делает остановок ни для кого, сколько ни проси. Полтора месяца пролетели с того момента, как Гин появился в доме мико. Лишь по растущему не по дням, а по часам щенку жрица теперь и мерила мгновения. Полуторамесячный щенок уже перегнал в размере свою инфантильную мамашу Рису и с каждым днем только прибавлял в росте и весе. Рин терялась в догадках, глядя на крупные лапы и массивную грудь любимца: откуда же в помете коренастой рыжей дворняги взялся такой серебристо-белый великан? О матери на память у подрастающего пса осталась только рыжая отметина на лбу, и чем быстрее он рос, тем светлее посередине становилось это пятнышко. Но, несмотря ни на что, Гин был на редкость смышленым. На улице все еще царила зима, и по ночам мороз не щадил никого: ни людей, ни животных. Жалея щенка, мико все еще держала его в хижине, даже, несмотря на то, что подросшему псу крошечная лачуга жрицы с кучей мудреных вещиц, расставленных то тут, то там, была откровенно тесна. Но при всем своем природном озорстве и непоседливости щенок ни разу ничего не перевернул и не разбил. Более того, умный Гин даже помогал своей хозяйке: охранял дом от разбойников в ее отсутствие, не хуже кошки гонял мышей с крысами и даже наловчился таскать по просьбе мико нужные ей вещи. А однажды нашел под снегом замерзавшего путника, чем окончательно покорил сердца крестьян. Чаще прежнего стали они приносить жрице молоко, яйца и рыбу, зная, как сложно ей одной прокормить такого здоровяка. Хотя пес особенно в этом и не нуждался, прекрасно кормясь охотой на зайчат и полевок в подлесках. Рин не могла нарадоваться на своего четвероногого помощника.
читать дальше