Фанфикшен

[Sato_Yukiko]

«Сломанная космея»

Автор: Sato Yukiko
Бета: некому
Фэндом: Inuyasha
Персонажи: Рин, Сесщемару, Джакен, авторские персонажи
Рейтинг: pg-13 на всякий случай
Жанры: Гет, фэнтази
Размер: макси
Статус: в процессе

Глава 3. «Противостояние»


Разгулявшаяся на окраине деревни заверть нетерпеливо терзала белые рукава и волосы мико, издали делая ее похожей на раненную чайку.
- Не чувствую... Совсем ничего не чувствую, - уронила на ветер обуреваемая беспокойством Рин и подняла взгляд от обломков статуи божества. Белый пес, повсюду сопровождавший мико, плюхнул тяжелый зад у ног хозяйки и, шумно сглотнув, вывалил из пасти розовый язык. Судя по тому, как спокойно он себя вел, Гин тоже не чувствовал проявлений злой ауры. Точно таким же смирным он был и на пруду.
- Гин, правда ли все это? Как же проверить?.. - отбросив лезшую в глаза прядь волос, Рин обвела рассеянным взглядом местность. И действительно, кроме слов старосты, нарочитости событий недели и собственных дурных предчувствий у нее не было зацепок. Бродячая жизнь в свите Сесщемару-сама научила будущую мико многому. В том числе, чувствовать присутствие темных сущностей. Будь то йокай, обакэ или бакэмоно ее всегда неотступно преследовало ощущение, развившееся за месяцы, проведенные вплотную с одним из самых сильных демонов того и этого мира: как будто невидимый груз давил на плечи, и чем сильнее демон - тем сложнее двигаться и дышать. Сесщемару-сама всегда отсылал ее прочь, как только становилось понятно, что сражения не избежать. Обычный слабый человек, коим она была и остается, мог бы и не перенести всей высвобожденной в пылу битвы ауры потомка Ину-но-тайчо.
"Сесщемару-сама... Если бы Вы были рядом... Уж Вы бы точно знали, что делать", - с налетом ностальгии по тем дням, когда они путешествовали вчетвером, подумала Рин. В любом случае, ни сейчас, ни у пруда она ничего не почувствовала. Равно как и давешний зловещий туман не отдавал демоническим духом.
Ветер крепчал. Его невидимый гребень раз за разом остервенело чесал высокую осоку, доходившую жрице почти до колен. Кучные облака над ее головой стремительно неслись по небесной реке, точно снежные комья в вешнем ручье. Молодые гарбы в перелеске испугано вскинули к небу руки-ветви, сплошь усеянные зеленой листвой, точно хотели заслониться от хлестких ударов. Повинуясь внезапному наитию, мико закрыла глаза и подставила лицо очередному порыву.
Небо, ветер, лес и земля... Почти четырнадцать лет назад они были ее преданными друзьями и советниками. Ветер был ей за гонца, лес дарил приют, земля кормила, а небу она доверяла свои самые сокровенные тайны. Только существуя в гармонии со стихиями, ребенок и способен выжить в одиночку.
В яростном порыве, обернувшем ее озябшие плечи покрывалом из распущенных волос, девушка отчетливо ощутила холодную струю. Лес отозвался мрачным молчанием, которому вторила и земля под ногами.
"Так тихо. Ни птиц, ни цикад. Как будто все живое ушло отсюда. Улетело, спряталось, расползлось", - осенило жрицу.
Обхватив себя за плечи, Рин вдохнула полной грудью и шагнула сквозь траву. Где-то совсем рядом беспокойно заскулил Гин.
"Значит, не показалось!" - подумала она и, запнувшись, открыла глаза. Ощущение единения с природой рассеялось также неожиданно, как и возникло. Опустив взгляд себе под ноги, жрица увидела серые камни разбитой статуи.
- Что это? - озадаченно произнесла девушка и, наклонившись, вытянула из-под обломка полусгоревший кусок бумаги. Расправив его на колене, Рин изумленно уставилась на выцветшие чернила, испещрявшие обрывок. Пальцы скользнули по едва различимому иероглифу.
"Офуда! Здесь изгоняли зло?"
На ум пришла предсмертная исповедь старосты Денсуке-сана. Зажав в одной руке обугленный листок с заклинанием, Рин опустилась на колени и принялась раскапывать землю на месте находки, попутно отбрасывая в сторону осколки статуи Дзидзо-сама.
- Гин, помоги! - окликнула метавшегося вокруг пса девушка.
Комья глинистой земли полетели из-под когтистых лап умного животного, а руки мико тем временем скоро очищали пространство вокруг от камней и травы. Припав носом к центру вырытой ямы, Гин замер и утробно зарычал.
- Что там? Что ты нашел? Дай посмотреть!
С трудом оттащив упиравшегося пса за шею, мико заглянула в рытвину и тут же с испуганным стоном спрятала лицо в серебристой собачьей шерсти. То, что так напугало жрицу и заставило нервничать ее пса, покоилось здесь явно не одно десятилетие и теперь мрачно белело в дневном свете.
- Кости! Под статуей могила... - дрожащим голосом выдавила из себя мико, чувствуя, как по разом заледеневшей спине стекает тонкий ручеек холодного пота.
- Ками-сама! Гин, неужели все это правда?..

Ночь опять давила на плечи Рин бессонницей. После событий сегодняшнего дня даже не будь растущей луны в небесах над деревней, у нее не возникло бы и мысли хотя бы на секунду прикрыть глаза.
Катая в изрезанной осокой ладони полый металлический шарик, она отстраненно следила за тлеющими углями в очаге и размышляла. Большой белый пес с коричневой отметиной на лбу почуял необыкновенную сосредоточенность, пронизывавшую фигуру сидящей у очага девушки, и ушел чутко дремать у порога. Сама же жрица замкнулась в себе, чтобы найти ответы на мучившие ее вопросы.
Отливавший зеленцой бронзовый кругляш беззвучно перекатывался между пальцами жрицы. Неожиданная находка, прояснившая природу останков, захороненных под статуей Дзидзо-сама - он был единственным доказательством того, что Кисараги Денсуке-сан при смерти был в здравом уме и твердой памяти.
В каком-то необъяснимом трансе Рин катала в ладони подернутый полупрозрачной пленкой коррозии бубенчик, который сама же и подняла из вырытой псом ямы. Подобные этому бубенцы украшали ритуальную погремушку, которую синтоистские жрицы нередко использовали в ритуалах изгнания злобных духов.
" ...те три дня - как в воду канули. Что сталось в ту пору, куда подевалась жрица - не ведаю. Только на четвертый день на околице точно из-под земли выросла статуя Дзидзо-сама..." - тревожным набатом звенели в ушах девушки последние слова деревенского сёя.
Зажав бубенчик между ладонями в молитвенном жесте, Рин мысленно обратилась к найденным на околице останкам:
"Мико-сама! Не зная усталости, Вы сражались со злом и погибли, защищая людей. Пожалуйста, укрепите мой дух и направьте мой разум. Не дайте злу взять верх над людьми. Онегашимас, мико-сама!"
Горячая искренняя молитва прояснила сумятицу в мыслях и чувствах девушки. Так или иначе, для Рин настала пора действовать. Чтобы это ни было, с чем бы ей не пришлось столкнуться в будущем - у нее нет права отступить. На ее совести есть клятва умирающему и смерть жрицы, оказаться напрасной которой она не могла позволить.
"Еще у меня есть поддержка друзей, их знания и опыт, которые они мне передали", - с теплотой в душе подумали девушка, созерцая стоявшие перед глазами лица Каэде-баба, Мироку-сама, Санго-сан, Инуяши и Кагомэ-сама.
"Но главное, у меня есть Ваша вера в меня, Сесщемару-сама..." - нашарив ладонью кинжал из демонического когтя в своем рукаве, Рин с силой сжала резную рукоять, - "Вы бы никогда не дали мне оружие, если бы не верили, что я сумею с ним совладать. Сесщемару-сама, спасибо за то, что до сих пор даете мне силы".
Красный хлопковый шнурок нашелся довольно быстро. Затянув узелок, мико долгим взглядом наградила бронзовый бубенчик, почти полвека назад защитивший людей в этой деревне, и спрятала подвеску в запах косодэ у себя на груди. С тихим стуком откинулась крышка неприметной шкатулки, которой Рин одарили на прощание Хоши-сама с женой. Появившаяся на свет из ее нутра стопка листков развернулась в руках жрицы подобно вееру. Отобрав 9 самых подходящих случаю сутр, мико убрала оставшиеся обратно и спрятала заветный короб под половицей в углу хижины. Кинжал, подаренный Сесщемару-сама, привычно оттянул к низу рукав ее белого косодэ.
- Гин, пора! - кликнув пса, мико с холщовым мешком и небольшой деревянной лопатой в руках шагнула за порог.
Мгновенно вскинувшийся, точно и не спал вовсе, пес нырнул под циновку следом за хозяйкой и пропал в ночи.

Одинокий серп луны в чернильных небесах клонился к горизонту на западе. До рассвета оставалось не больше часа. Нужно было поторапливаться и вернуться в деревню незамеченными с первыми лучами солнца. Рин ковырнула землю, расширяя лунку у себя под ногами, и стряхнула сырые напитавшиеся росой комья в сторону. Лопата с глухим стуком вошла в утоптанную землю на дороге. Опершись локтем на черенок, мико вытерла пот со лба рукавом перепачканного косодэ и взглянула на плод своих стараний. Ночь для них с Гином сегодня выдалась та еще. И если выносливое животное еще как-то демонстрировало бодрость духа и тела, прочесывая окрестности, то его хозяйка буквально валилась с ног от усталости. В душе же девушка очень надеялась, что сделала все правильно, как учили ее Хоши-сама и Каэдэ-баба. От мысли, что придется проделать ритуал, Рин брала оторопь. Ведь это означало прийти сюда - к статуе Дзидзо-сама - нарыть полный мешок освещенной земли с безымянной могилы и, обойдя деревню по околице, пять раз повторить один и тот же ритуал: вырыть неглубокую лунку прочесть над ней молитву, вложить охранную сутру и присыпать ее принесенной землей. Если бы рядом с ней не было пса, она вовсе не ручалась за то, что смогла бы в одиночку под покровом ночи проделать ритуал до конца. От каждого шороха в траве, крика ночной совы, треска надломившейся ветки и протяжного завывания ветра, сердце Рин готово было разорваться от страха. И только твердая уверенность в том, что серебряный пес стережет окрестности и никого к ней не подпустит, давала ей силы не убежать без оглядки.
Подождав пока выровнится дыхание, мико опустилась на колени перед углублением в земле напротив нагромождения осколков статуи и вынула из-за пазухи последнюю сутру. Взгляд темных глаз мико соскользнул с тонкой рисовой бумаги на фософорицирующие в свете звезд останки погибшей жрицы. Белые кости раскрошившегося человеческого запястья - как предостережение, которому невозможно было не внять. Одна ее ошибка - и Рин разделит мрачную участь погребенной здесь мико. Прикрыв глаза и вдохнув полной грудью ночной воздух, девушка попыталась сосредоточиться.
"Когда я испрашивала разрешения стать мико у Каэде-баба, я даже не подозревала, что будет так сложно..." - с горечью подумала она и начала ритуал. Полупрозрачная бумага со священными письменами, зажатая между пальцами правой руки мико, коснулась ее лба. Налетевший с востока холодный ветер захлопал точно парусами испачканными рукавами косодэ, подхватил тихие слова молитвы жрицы и понес их над облаками к бледному лунному серпу. Рин опустила сутру в могилу у подножия статуи и принялась засыпать землю руками, пока останки вместе с сутрой не оказались погребенным.
Поднявшись на ноги, девушка отряхнула руки и грязные на коленях хакама. Какое-то мгновение Рин смотрела на дело рук своих, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. И все-таки церемониальные хакамма и косодэ на ней - не больше, чем маскарад. У нее не было и десятой части духной силы Кагомэ-сама, иначе она бы сразу почувствовала, установился барьер вокруг деревни или нет. Миг тишины и спокойствия рассеялся под напором внезапного порыва ветра, с силой толкнувшего девушку в спину. Лопатки Рин моментально заледенели, и в раз сжавшееся сердце пропустило удар. Обхватив себя руками за плечи, девушка испуганно огляделась по сторонам:
- Кто здесь? - севшим голосом спросила мико, взглядом обшаривая окрестности в поисках того, чей взгляд так явственно ощутила на себе мгновение назад, - Отвечайте!
С гулким шелестом по высокой осоке прокатилась воздушная волна, и откуда-то сбоку донеслось отчетливое рычание.
- Гин, это ты?
Не смея сделать и шагу, Рин сама не своя от испуга, смотрела на высокие заросли травы, откуда только что донесся внятный рык.
Мгновения неожиданно сорвались и понеслись вскачь белым смазанным бликом, метнувшимся из гущи высокой осоки к жрице. Заслонившись руками, она вскрикнула и упала навзничь. Тут же что-то тяжелое и мохнатое придавило ее к земле, не позволяя даже шелохнуться. Знакомо пахнуло лимонником и мятой, а сверху донеслось утробное рычание. Отведя от лица руку, Рин увидела прямо над собой ощерившуюся клыками пасть Гина. Серые глаза пса, казавшиеся теперь совсем хрустальными, лихорадочно пылали. В тусклом свете полумесяца Рин могла поклясться, что видела каждую вставшую дыбом серебристую шерстинку на мощном теле пса.
- Гин... - ошеломленно пролепетала мико, - Что ты делаешь, Гин?
И тут же из угрожающе распахнутой пасти животного на лицо жрицы полетели ошметки слюны, когда пес зашелся истошным лаем, вертя головой из стороны в сторону. Чуткое животное вовсе не нападало на свою хозяйку. Наоборот - всеми силами пыталось ее защитить. Гин то заливался лаем напополам с угрожающим рычанием, то носился вокруг лежавшей на земле мико, то припадал к ней всем телом, в попытке закрыть собой. Что-то неосязаемое, носившееся в воздухе, сводило пса с ума своим присутствием. В какой-то момент он сорвался с места и понесся в лес, преследуя зловещую сущность.
- Гин! Гин, не надо! Вернись!! - закричала девушка и, подхватившись с земли, побежала следом. Собачий лай вдали с каждым ее шагом становился все неразличимее, длинная осока путалась под ногами и мертвой хваткой цеплялась за хакама. Пару раз спотыкнувшись, Рин угодила ногой в кротовую нору и рухнула ничком на землю. Подобравшись на четвереньки, она закусила губу от отчаяния, поняв, что царящую вокруг мертвецкую тишину нарушает только ее сбившееся дыхание и всхлипывания.
- Гин... ко мне! - просипела она, чувствуя, как с ресниц на землю срываются крупные горошины слез, - Ко мне! Вернись!..
Подняв глаза к небесам, Рин оцепенела от накатившего на нее предчувствия. Острое лезвие лунного серпа в бледнеющих небесах насмешливо отлило сталью, совсем как в ту ночь, когда в хижине мико появился на свет белоснежный щенок. И тут же где-то глубоко в чаще протяжно заскулил-завыл не то волк, не то пес. Жрица вздрогнула всем телом, невольно подумав:
"Гин! Вернись! Не оставляй меня одну..."


Пять дней прошло с той поры, как Рин установила барьер вокруг деревни. Пять ночей утекло с тех пор, как в переполненном предрассветными тенями перелеске пропал ее пес. Как ни убивалась по нему жрица, серебристый Гин - единственная ее отрада - все не возвращался. Но окончательно смириться с потерей девушка тоже не могла. Два раза на дню она меняла воду и еду в миске пса, и всякий раз едва могла удержать слезы при одном только взгляде на нетронутый за весь день корм. Каждую ночь, гонимая тоской, Рин шла к околице и вглядывалась в клубящийся снаружи туман, изредка подзывая к себе пса. Но была и еще одна причина у полночных вылазок мико. По ночам девушка с кинжалом наизготове блюла неведомое, желавшее прорваться сквозь барьер. Позволить случиться этому она никак не могла, поэтому и приняла на себя изматывающие дежурства.
Если дух жрицы проявлял недюжую стойкость, то ее слабое женское тело, измученное тяжелой работой и ночными бдениями, за пять дней оказалось на пределе. Хотя твердостью воли она была обязана скорее нескончаемыми переделкам в деревне, чем собственному упорству. Разрываясь между работой на наделах и ле’карством, Рин некогда было предаваться унынию, даже при том, что исчезновение любимца сильно ударило по ней. Ночами же бессоница на пару с тревогой не давали ей и на минуту прикрыть веки. Будучи не способной воочию наблюдать магию барьера, она все же чувствовала, что незримый купол обороняет деревню от сущности, вырвавшейся из-под печати. А еще мико нутром чуяла, что с каждой ночью оно подбиралось все ближе: клубилось туманной дымкой на границе барьера и неотрывно наблюдало за жрицей. Стоя у самой черты, Рин каждый раз мужественно выдерживала направленный на нее взгляд и находила в себе силы требовать одного и того же, пусть даже и без ответа:
- Отдай мне Гина. Верни его!
С первыми лучами солнечного света дымка рассеивалась без следа, а мико с осунувшимся лицом и глубокими тенями под глазами с головой захлестывали деревенские проблемы.
Дела у крестьян, даже несмотря на установленный барьер, шли неважно. Что ни день - кто-нибудь заболевал. Бросив работу над чахлыми грядками, мико Рин-сама шла помогать страждущим. И всякий раз за небольшим разнообразием приключалось одно и то же. Люди всех возрастов мучились слабостью, лихорадкой и рвотой. Рин же подозревала, что все эти хвори были из-за тронутых порчей овощей. Но наказать крестьянам не трогать их, она тоже не могла: к концу лета кроме раннего урожая с наделов еды в деревне почти и не было. Запасов цветов белоголовника и листьев медуницы при таком раскладе ей бы хватило еще на один лунный месяц, но что делать дальше... Мико не знала. Как и не представляла себе возможным рассказать деревенскому люду всю правду. Наверное, почивший сёя Денсуке-сама перед смертью чувствовал себя точно так же. Ведь такая правда не нужна никому, а вот начавшаяся паника погубила бы всех.
В страданиях людей и исчезновении Гина Рин винила себя одну. Жгучее чувство вины гнало ее по ночам из теплой хижины на встречу с сущностью, поджидавшим ее у черты барьера. В самой гуще подвивавшегося кольцами негодования сгустка энергии жрице все время мерещился серебристый силуэт пса.
- Отдай Гина и уходи отсюда, - ежась от мерзкого ощущения в душе, раз за разом повторяла Рин.
К утру же девушка неизбежно обнаруживала на своей ладони отпечатки орнамента рукояти кинжала, который всю ночь напролет стискивала в руке.
Шестая ночь бдения с кинжалом у околицы принесла крайне странные плоды. Дымка к полуночи завихрилась точно коловерть урагана. Сквозь стену барьера проникали волны пульсации и тихое завывание, от которого у Рин волосы на затылке и руках поднялись дыбом. В какой-то момент девушке показалось, что оно вот-вот прорвется, но все закончилось также внезапно, как и началось. Существо, укрывавшееся за туманной завесой, сгинуло, как и не бывало, да и сама дымка распалась на призрачные клочья, истаяв без следа. Сбитая с толку, Рин еще долго не могла ни сдвинуться с места, ни опустить выставленную перед собой руку с зажатым в ней кинжалом. Она все никак не могла понять, где таится подвох. Уж слишком тихо стало вокруг. Тогда к чему эта буря минутами раньше? Первые робкие солнечные лучи скользнули по костяному лезвию и осветили полный умиротворения и благоденствия пейзаж вокруг. Рин в первый раз за все это время сморгнула и на выдохе опустила руку с оружием. Настала пора возвращаться в деревню, но беспокойство прочно угнездилось в душе мико.
Не сразу отважившись повернуться спиной, жрица все-таки сделала шаг по направлению к хижинам, как вдруг в глазах ее потемнело. Зависшее на грани измождения человеческое тело восстало против разума мико, требуя отдыха. Следующий свой шаг Рин сделала в бездну беспамятства, завалившись на бок в самую гущу можжевеловых зарослей, что и спасло ей жизнь в дальнейшем. Сквозь мрак забытья перед глазами Рин на миг выблеснуло полуразмытое видение: широкая дорога в кружащихся небесах, и далеко впереди виднеется точеный силуэт странствующего самурая. Всем своим существом она желала догнать беловолосую фигуру: хотела крикнуть вслед, но уста точно воском запечатали, хотела вскинуть руку, но та оказалась неподъемной, равно как и ноги не желали нести ее следом.
- С-сеще..мару.. -сама, - только и смогла прошептать Рин, безвольно откинув голову на примятые колючие ветви.

Мрак все еще обволакивал пуховым одеялом сознание жрицы, когда сквозь плотный слой беспамятства, будто сквозь воду, до нее донеслись тихие отголоски зова.
- Рин... очнись... - крыльями сотни мотыльков прошелестел знакомый голос, - Очнись скорее, Рин...
Медленно, но верно к телу девушки возвращалась чувствительность. Царапины на руках и шее занялись огнем боли, а пульсирующие виски отсчитывали мгновения. Что-то прохладное опустилось ей на голову.
- Сесщемару-сама? Это Вы? - шевельнув во сне горячими губами, мысленно обратилась к демону Рин. Мозолистая ладонь мико накрыла и чуть сжала гладкую руку, лежавшую у нее на лбу. На пылавшую щеку жрицы упала теплая капля и, соскользнув, защекотала мочку уха.
- Очнитесь! Очнитесь скорее! Рин-сама! - звавший ее властный бархатистый голос внезапно скатился в срывающийся фальцет.
Видение рассеялось, превратив широкую когтистую ладонь Сесщемару-сама у нее под пальцами в детскую ладошку, судорожно сжимавшую сырую тряпку.
Рин подняла веки. Из смазанной кляксы перед блуждающим взглядом возникло знакомое испуганное лицо.
- Шота-...кун? - облизнув пересохшие губы, прошептала мико, глядя на склонившегося над ней ребенка.
- Рин-сама! Ками-сама, я так испугался! - на выдохе просипел мальчик и захлебнулся подкатившим к горлу всхлипом. Еще пара горячих капель сорвалось с коротких ресниц Шоты на лицо мико. Рин дрогнувшими пальцами коснулась своей щеки, ощутив, как в раз увлажнились подушечки пальцев. Похоже, мальчик не на шутку перепугался.
- Шота-кун, что с тобой? - спросила мико и напрягла руки в попытке подняться с земли. Тело отозвалось с неохотой, но все-таки подчинилось.
- Рин-сама, я Вас еле нашел! - смахнув рукавом слезы, горячо зачастил мальчик, - В деревне такое творится! Но я им не поверил и побежал на поиски! Скажите правду, Рин-сама! Скажите, что Вы никакая не...
Сжав ладони в кулаки, Шота спотыкнулся на слове и, сгорая от стыда, уставился исподлобья на мико.
- Сказать, что я не кто? - озадаченно нахмурив брови, спросила девушка, сев на земле и растирая затекшее предплечье.
- Что Вы не злая! - выпалил набравшийся смелости мальчик и с силой опустил кулаки на сухую землю, подняв пыль вокруг себя, - Никакая Рин-сама не ведьма! Это все неправда-неправда-неправда! Рин-сама всегда заботилась о нас, помогала, лечила! Рин-сама не могла отравить пруд и землю! Рин-сама не злая! Она не травила людей!
Шестилетнего мальчика словно в лихорадке била дрожь. На мокрые от слез детские щеки налипла пыль, сжатые в кулаки руки побелели на костяшках. Сердце Рин невыносимо защемило. Подавшись вперед, мико тесным объятием оборвала цепь несправедливых обвинений, пересказанных дрожащим высоким голоском. Неважно, в чем ее обвиняют. Неважно, какую клевету возводят в ее адрес. Главное, чтобы этот мальчик больше не плакал и не боялся.
- Хватит, Шота-кун, - успокаивающе проведя ладонью по всклоченной голове ребенка, мягко проговорила Рин, - Все хорошо. Успокойся.
Сначала несмело, потом крепче обняв мико за шею, Шота пару раз всхлипнул и глухо пробормотал ей в волосы:
- Рин-сама! Вы самая хорошая! Я никому не дам Вас обидеть, потому что... потому что...
Отстранившись от жрицы и мучительно покраснев, мальчик отвел взгляд в сторону.
- Что такое, Шота-кун? - обеспокоенно заглядывая в пылающее лицо ребенка, спросила Рин.
- Потому что я Вас люблю, Рин-сама! - как на духу выпалил признание в лицо девушки мальчик и застыл, глядя в излучавшие бесконечную теплоту глаза мико.
Жрица улыбнулась в ответ, отвела немного шершавыми из-за мозолей пальцами челку со лба ребенка и еще раз обняла. Такими искренними и понятными казались его чувства, что в душе жрицы шевельнулась знакомая тоска.
"Привязаться всем сердцем к тому, кто заботится о тебе - как это знакомо ", - касаясь пальцами затылка под мягкими нечесаными волосами Шоты, подумала Рин.
- Вы такая теплая, Рин-сама, - прошептал он, губами задевая ткань светлого косодэ на плече мико.
"Все верно. Ведь когда-то и мое сердце согрело тепло Сесщемару-сама", - закусив губу, Рин вспомнила о самых счастливых днях из своего детства.
Внезапно детское тело в руках жрице напряглось, точно закаменело. Откуда-то издалека послышались приглушенные голоса и топот ног.
- Это они! - оттолкнув Рин, глухо вскрикнул заметно побледневший Шота.
- Не бойся. Я сейчас выйду и скажу, что они ошибались, - сказала девушка и хотела было подняться на ноги.
- Нет! Нельзя! Не ходите к ним! - крепко ухватившись за рукав ее косодэ, горячо запротестовал мальчик.
- Но почему?
- Потому что они не будут Вас слушать, Рин-сама! Совсем не будут! Они Вас убьют!
- Все в порядке, Шота-кун, вот увидишь - я им все объясню, - отведя от себя цепкие детские ладони, проговорила мико и шагнула из зарослей можжевельника, где пролежала почти весь день без сознания. И, только разглядев в полумраке сумерек движущиеся фигуры, она осознала, какую ошибку совершила. Все до одного крестьянина несли с собой мотыги, топоры и серпы. Отступать под спасительную завесу развесистого можжевельника было поздно: обозленные крестьяне уже разглядели приметное косодэ и яркие хакамма жрицы. Да и не могла бы она позволить себе подставить под удар жизнь маленького Шоты, спрятавшегося в гуще зарослей.
Внутренне подобравшись, Рин приготовилась дать отпор: ни о каких разговорах с таким-то настроем у крестьян не могло быть и речи. Их было много: в основном крупные и сильные мужчины, и каждый был вооружен. Стремительно приближавшиеся фигуры источали злобу и ненависть. Это потом уже Рин вспомнила, что всех этих людей ей приходилось лечить от отравления порчеными овощами с наделов. А сейчас до слуха ее доносились грубые окрики и обвинения.
- Вот она, чертовка!
- Мы идем, ведьма!
- Стой там! Сейчас ты за все ответишь!
- Злобная тварь, прикинувшаяся добренькой мико! Со свету нас сжить решила?!
- Точно! Сначала наши наделы прокляла, а свой-то зеленеть оставила! Потом и рыбу в пруду извела!
В полумраке Рин разглядела перекошенные злобой лица крестьян. Все как один желали ее крови.
Совсем не к месту девушка вспомнила лица избивавших ее в детстве взрослых. Но даже тогда она не чувствовала такой злобы, хоть и заслужила ее воровством. А сейчас... Сердце сжалось до размеров высушенной в изюм виноградины. Ведь несправедливость ранила больнее меча.
"Все повторяется снова. Только я больше не беззащитное дитя. И я ничего не делала! Ничего, чтобы они хотели чинить расправу надо мной"
- Что Вам нужно? - твердым голосом спросила мико. Толпа, огорошенная уверенностью ее тона, застыла в молчании в нескольких шагах, а потом взорвалась угрозами и бранью.
- Дрянь! Еще смеешь так говорить с нами?! - брызжа слюной, кричал Такеши-сан, сын которого вряд ли бы появился на свет этой весной без помощи мико.
- Стерва, захлопни свой грязный рот! - вопил, размахивая мотыгой над головой, сын старика Изуно, спину которого Рин лечила от сезонной хвори.
- Бесстыжая, крутила задом перед покойным Денсуке-сама! Думала, я не замечу? - первой швырнула в жрицу камень толстощекая Момоко - нянька внуков почившего сёя.
Булыжник пролетел стороной, а вот клевета попала точно в сердце. Рин сжала кулаки, дернув щекой.
- Уходите! Я ничего не делала.
Тонкая звенящая тетива нерешительности в волнении толпы лопнула, стоило мико вставить слово в свою защиту.
- Как ты смеешь приказывать нам, девка?!
В сторону Рин полетели увесистые булыжники. Один из них разбил бровь не успевшей заслониться руками девушке.
- Убить ее! И дело с концом!
- Точно, зарубим тут - и все неприятности сразу кончаться!
- Омоем ее кровью разбитую статую, и благословение Дзидзо-сама вновь придет в наши края!
- И правда! Вспорим ей живот! Хоть на что-то ее кишки сгодятся!
Дорожная пыль заклубилась под сорвавшихся с места босыми ногами.
Рефлекторно отступив на шаг, Рин сунула руку в рукав косодэ и тут же покрылась ледяным потом. Рукав был пуст - кинжала Сесщемару-сама в нем не оказалось. Расширенными от ужаса глазами уставившись на занесенные для удара серпы и мотыги, девушка остервенело шарила ладонью в пространстве рукава косодэ.
"Спасите! Сесщемару-сама, спасите меня!" - мелькнула в голове предательская мысль, и мико зажмурила глаза.
Неожиданно все вокруг стихло. Лишь ветер перебирал гладкие волосы на плечах жрицы, да шевелил спутанные патлы зеленой осоки у дороги. Приоткрыв глаза, Рин наравне с ошарашенными людьми замерла от удивления. Крестьяне, разинув рты и вытаращив глаза, все как один застыли с топорами наперевес. Ведь дорогу им заступил, выставив перед собой дрожащую руку с диковинным костяным оружием, ребенок.
- Шота-кун? - ошеломленно выдавила из себя Рин, глядя на взъерошенного, точно воробей перед дракой, мальчика.
- Не подходите! Я буду защищать Рин-сама! - упрямо сведя брови на переносице, проговорил Шота, хотя у самого поджилки от страха тряслись.
"Откуда у него кинжал?" - только и успела подумать девушка, переведя взгляд с ребенка на крестьян. Увиденное заставило Рин зажать себе рот ладонями, чтобы не вскрикнуть от ужаса. Глаза каждого крестьянина закатились так, что остались видны только голубоватые белки. На загорелой коже повсеместно проступили вздувшиеся вены, пульсировавшие зеленым фосфорицирующим светом, а у широко-распахнутых ртов клубились молочного оттенка облачка. Сколько раз, путешествуя с Сесщемару-сама, она видела подобное: человеческие души, отлетавшие из бренных тел в мир иной.
"Ками-сама, что с ними такое?!" - ужаснулась жрица, чувствуя, как от страха ноги становятся ватными, - "Что с их душами?!"
- Ковай, Рин-сама! - привел в себя мико оклик насмерть перепуганного ребенка. И очень во время: полумертвые крестьяне все как один, угловато дернувшись, внезапно подались на шаг вперед и размашистыми движениями вскинули топоры и серпы. Времени на раздумья не оставалось. Мимо плакавшего от страха мальчика скользнул бело-красный силуэт. Что-то с силой толкнуло ребенка с дороги в кусты на обочине, и тут же раздался звонкий крик:
- Шота, беги!
Это Рин отважно бросилась в самую гущу вооруженной толпы в попытке спасти мальчику жизнь. Шота, колотясь от страха, сел на земле и подполз к просвету в колючих ветках. Но смотреть на развернувшуюся картину не смог: спрятал лицо в ободранных ладонях и, раскачиваясь взад-вперед, плакал, до икоты повторяя одно и тоже:
- Рин-сама, не умирайте! Рин-сама, не умирайте!...
Жрица же раненной птицей билась в кольце крестьян. Столкнув со своего пути мальчика, она с разбегу плечом врезалась в первого же, готовившегося наброситься на Шоту, человека. Отбросив его от себя, девушка улучила мгновение, чтобы крикнуть мальчику бежать со всех ног отсюда. Тут же Рин едва успела заслониться предплечьем и отвести в сторону летевшую на нее мотыгу Такеши-сана.
- Спасайся, Шота! Скорее! - кричала девушка, шестое чувство которой подсказывало, что мальчик все еще где-то поблизости. В следующее мгновение чья-то рука ухватила ее за волосы и запрокинула голову мико, подставляя ее шею под топор Момоко. Рин позволила телу опрокинуться назад, спасаясь от стремительно движущегося навстречу лезвия, и выбросила ноги вперед и вверх - прямо в дряблый живот няньки из дома старосты. Момоко выронила топор и завалилась на бок, но жрица не могла позволить себе расслабиться.
"Рин! Если хочешь жить - дерись. Если хочешь есть - добудь еду сама. Если хочешь покоя - будь всегда начеку!" - звенел в черноволосой голове голос из детства жрицы.
"Да!" - стиснув зубы от боли в затылке, Рин извернулась и боднула головой державшего ее за волосы местного рыбака Горо, - "Я не умру! Потому, что я обещала Джакену-сама и потому, что я хочу еще раз увидеть…"
- Сесщемару-сама-а-а!!!! - с дорогим именем на устах будто с боевым кличем, мико вскочила на ноги и набросилась на дергавшихся точно марионетки в кукольном театре противников.
Темп драки пока позволял Рин судорожно думать о посторонних вещах. Например, о том, как ей уберечь Шоту-куна и спастись самой. Только и успевая отклоняться корпусом от наточенных лезвий, мико пыталась оценить свои шансы уцелеть в этой бойне. Крестьян было много, но за все время драки, им пока не удалось ее ранить. Возможно, будь они в себе - ее бы не спасло даже чудо, а так - неуклюжие, дерганые движения и медлительность противников играли на руку ловкой и подвижной мико. Только драться в полную силу она тоже не могла: во-первых - сказался обморок, а во-вторых – она не хотела никого серьезно ранить и тем более убивать. Поэтому выпавшие из крестьянских рук тесаки, мотыги и серпы Рин пинками отправляла подальше.
"С ними что-то сделали - я точно знаю это! Но что?! Что с ними происходит?! Я должна понять! От этого зависит наши с Шотой жизни".
Вряд ли запыхавшаяся в пылу побоища мико смогла бы сама увязать события прошедших недель с этим нападением, если бы разгадка сама не пришла к ней. Вернее, явилась посмотреть на избиение из-за барьера. Увернувшись от очередного топора, Рин зацепилась взглядом за желтоватую дымку неподалеку. Пульсируя и закручиваясь коловертью как прошлой ночью, она безмолвно скользила, испуская зловещие волны в сторону обезумевших крестьян. Перед глазами мико в раз промелькнули все странные происшествия в деревне: порча полей и пруда, смерть деревенского старосты, исчезновение Гина и повальные отравления людей.
"Они же все... Все до единого!" - вспыхнула багровым заревом в мозгу Рин догадка. Она моментально вспомнила об останках, раскопанных ею под разбитой статуей и предсмертные откровения Кисараги Денсуке-сама:
"Земля под ногами не желала людей носить: голодом морила, несчастьями, разжигала злобу в сердцах... Но те три дня - как в воду канули. Что сталось в ту пору, куда подевалась жрица - не ведаю..."
"Крестьяне отравились ядом этого существа, который был в овощах с наделов, и теперь Оно движет ими! Это все Оно! Все из-за него!" - осенило мико.
- Это ты убило мико-сама! Ты тогда убило ее руками крестьян! - звенящим голосом в исступлении крикнула Рин, глядя в упор на существо, прятавшееся за желтым туманом по ту сторону барьера. И тут же в плечо потерявшей бдительность жрицы глубоко вонзился серп. Рин закричала от боли и схватилась за окровавленную руку, повисшую плетью вдоль тела.
- Рин-сама!!! - не выдержав, выскочил из убежища Шота и замер, глядя на чинимую над мико расправу. На всю жизнь он запомнил ту жуткую картину: согнувшись пополам, жрица тяжело дышала и зажимала ладонью рану. Из-под тонких пальцев, марая белую ткань косодэ, на землю стекал тонкий ручеек вязкой ароматной крови. Над растрепанной головой мико уже нависли серебристые жала топоров с мотыгами - жуткого вида крестьяне, неестественно дергаясь, обступали жрицу кругом. Сверкнувший в просвете между их телами, взгляд жрицы был направлен только на Шоту:
- Беги. Со мной уже покончено, - донесся до мальчика ее хриплый голос.
Шота вздрогнул, неотрывно глядя в темные глаза Рин, горевшие из-под всклоченной челки, и отступил было на шаг назад.
- Нет... - опомнившись, тихо прошептал мальчик и ринулся вперед, - Ни за что!
- Бака, назад!!! - выругалась мико и из последних сил рискнула прорваться к ребенку.
Шоте оставалось всего несколько шагов, как что-то попало под его босую ногу, и мальчик с размаху растянулся в дорожной пыли. Открыв глаза, он разглядел лежавший напротив его лица костяной кинжал. Тот самый, который он вынул из ладони Рин-сама, когда нашел ее лежащей без сознания в зарослях у околицы.
"Я защищу Вас, Рин-сама!" - крепко стиснув рукоять с чудными полумесяцами узора, Шота оторвал взгляд от оружия и разглядел в бесновавшейся толпе раненную мико. Сверкающее в свете взошедшего полумесяца лезвие уже неслось навстречу с ее затылком. Шота зажмурился, моля всех богов этого места послать чудо на защиту жрицы. И чудо действительно случилось: в высоком прыжке пролетело по воздуху над головой мальчика и с грозным рычанием за пару мгновений разбросало одержимых по сторонам.
- Гин! - радостно вскрикнул Шота и тут же всхлипнул от облегчения, - Аригато, Ками-сама, аригато!
И действительно, со стороны леса на защиту мико пришел ее питомиц.
- Ты пришел! - обхватив рычавшего на поднимавшихся крестьян пса за мощную шею, шептала Рин вне себя от счастья, - Я так счастлива. Так счастлива, что ты жив!
Повернув к мико лобастую голову с рыжим полумесяцем на лбу, Гин принюхался к ране на ее плече и, заскулив, принялся зализывать края разрезанной плоти. Мико вздрогнула и наморщилась, почувствовав, как шершавый язык коснулся рассеченных мышц, и легонько оттолкнула собачью голову.
- Все хорошо. Это пустяк, - мягко проговорила девушка, снова зажав ладонью кровоточащий порез. Пес преданно ткнулся горячим влажным носом ей в шею и длинным движением лизнул хозяйке щеку. Воцарившуюся идиллию очень во время нарушил Шота:
- Рин-сама, скорее! Они поднимаются.
И действительно, обрадованная неожиданным воссоединением со своим питомцем, жрица и не заметила, как поверженные Гином крестьяне стали снова подниматься с земли. Зрелище они представляли из себя ужасающее: скособоченные лица, мерзко отвисшие челюсти, страшные бельма закатившихся глаз. Сквозь кожу уродливо проступали пульсирующие лианы ярко-салатовых вен, а облачка душ, изгоняемых из их тел, сиротливо витали над трясущимися людскими головами. Кто-то из них все еще лежал на земле, а кто-то уже успел подняться на четвереньки.
По состоянию мерцающих сгустков душ, Рин поняла, что существо, манипулировавшее ими, усилило контроль и вновь поднимало свое жуткое войско. Глядя на все это, она начала всерьез думать, что не сможет привести людей в чувства, пока не разберется с силой, управляющей ими. Но сейчас на повестке у нее был вопрос поважнее.
- Гин, уходим, - скомандовала псу мико и, как могла быстро, пошла навстречу Шоте. Послушное животное, утробно рыча на крестьян, засеменило следом за жрицей, прикрывая ей спину. Остановившись напротив мальчика, Рин присела на корточки и проговорила:
- Шота-кун, слушай меня внимательно. Как можешь быстро беги отсюда и спрячься где-нибудь в деревне. За околицу не выходи. За ними с Гином не ходи тем более...
- Но Рин-сама! Вас же ранили! - горячо запротестовал ребенок, оборвав жрицу.
- Все в порядке, Шота-кун, - мотнула головой мико и с серьезным видом посмотрела в глаза мальчику, - За меня не беспокойся. Просто сделай, как я прошу. Если ты будешь рядом, я не смогу сражаться в полную силу. Тебя могут покалечить или убить - а этого я боюсь больше всего на свете. Онегай, Шота-кун, послушай меня и спрячься, чтобы моя душа была спокойна за тебя.
Липкая от крови ладонь мико сухой тыльной стороной огладила щеку ребенка. Шоте показалось, что ее рука, так нежно по-матерински касавшаяся его лица, кроме железистого аромата крови пахла еще чем-то. Повзрослев, он будет думать, что так пахла отчаянная решимость жрицы. А пока ему было всего восемь лет, и, глядя в глаза этой отважной и доброй девушке, он все-таки смог проглотить предательский всхлип и согласно кивнуть головой.
- Вот и хорошо, - с улыбкой на губах облегченно выдохнула жрица.
- Рин-сама?
- Да?
- Обещайте, что вернетесь!
- Якусоку, Шота-кун! - скрестив с мальчиком мизинцы, Рин поклялась ему вернуться живой и невредимой, - Если я солгу, то проглочу тысячу иголок.
- Ано... - начал было Шота, как вдруг совсем рядом раздался леденящий кровь вой. Вздрогнув всем телом, оба - мико и мальчик - обернулись разом и различили в ночном мраке силуэт белого пса, опрокинувшего и дравшего на куски подкравшегося со стороны зарослей крестьянина.
- Быстро уходи! - подтолкнув мальчика в спину, Рин бросилась к озверевшему от крови псу.
- Гин, хватит! Перестань! – обхватив животное здоровой рукой за шею, Рин тянула его изо всех сил прочь от жертвы. Собака дернула головой и страшно щелкнула челюстями, прихватив зубами рукав мико. Осознав, что за шею его держит хозяйка, Гин отступил от лежавшего без движения растерзанного полутрупа и, заскулив, принялся тереть передней лапой морду.
- Все хорошо! Все хорошо, Гин... - огладив липкую от крови шерсть животного, прошептала мико и вдруг резко обернулась, сверкнув глазами.
- Ты еще тут?! - грубо окликнула она вросшего ногами в землю мальчика.
- Рин-сама...
- Уходи!
- Х-х-ай... - дрогнувшим голосом отозвался Шота и на негнущихся ногах побрел к зарослям у обочины.
- Быстро! - подстегнул ребенка раздавшийся позади голос жрицы.
Мальчик испуганной рыбкой нырнул сквозь ветви и стремглав понесся прочь от этого места.
Отпустив пса, Рин одно долгое мгновение смотрела в ту сторону, куда побежал перепуганный на смерть Шота.
"Гоменэ, Шота-кун. Наверное, я не смогу выполнить свое обещание", - с тоской подумала девушка и, выпрямив спину, обернулась к существу, стерегшему у барьера.
"В конце концов, я не могу позволить еще кому-нибудь умереть!"
- Икзо, Гин! - решительным тоном сказала мико и шагнула навстречу своей судьбе. Белый пес затрусил следом за ней, готовый сопровождать храмовую деву даже в ад.

@темы: фанфикшен, Inuyasha